Приходя в университетскую аудиторию, где я читаю студентам курс лекций по новейшей истории стран Азии и Африки о событиях, которым я был не просто свидетелем или очевидцем, но и в отдельных случаях – их непосредственным участником и даже инициатором, я часто бываю вынужден отвечать на непростой вопрос, а с какой глобальной целью Россия проводит специальную военную операцию на Украине?
Поверьте, это незабываемое чувство, когда ты стоишь один на один с молодыми людьми, на тебя смотрят десятки пытливых глаз, и ты шестым чувством педагога понимаешь, что заболтать тему уже никак не получится, для тебя наступил момент истины, а эти десятки двадцатилетних мальчишек и девчонок прямо здесь и сейчас ждут от тебя ответа, потому что именно в этот момент в них формируется понимание того, что такое хорошо и что такое плохо.
В этой ситуации бессмысленно повторять затертые до состояния обмылка штампы российской официальной пропаганды, поскольку тебе, сидящему за преподавательским столом в университетской аудитории, очевиден факт, что если бы этот вопрос не интересовал студентов по-настоящему, то никто из них тебе бы его не задал. Юлить и выкручиваться в такой ситуации совершенно бессмысленно, любая попытка сделать это равносильна потере авторитета, при этом есть шанс того, что твоя благостная «ложь во спасение» спровоцирует утрату в них веры в пока еще существующие идеалы.
Вот так, оказавшись один раз в такой ситуации, я начал размышлять о неочевидных плюсах, которые получает Россия от проведения СВО на Украине. А их оказалось не так уж и мало.
фото из открытых источников.
Первое. В России начала активно восстанавливаться производственная сфера, и в первую очередь – промышленность. Стыдно сказать, но до недавнего времени мы даже гвозди и шурупы покупали в Китае и Белоруссии, поскольку купить их на нефтедоллары было проще, чем производить самим. Отверточная сборка автомобилей иностранных марок изначально предполагала российскую локализацию их производства на 70 %, то есть три четверти их комплектующих должны были производиться в России, но по факту доля импорта составляла до 90 %, то есть мы завозили даже иностранные болты и гайки. Про производство отечественной строительной и сельскохозяйственной техники я лучше вообще помолчу. И так – по всем отраслям производства. Спасибо санкциям от Запада, – многое из того, что мы разучились делать в последние три десятилетия, учимся делать вновь, причем более экономично и эффективно.
Второе. Война на Украине стимулировала или сгенерировала взрыв российской научно-технической мысли. Если раньше от момента разработки прототипа или создания рабочей модели до внедрения ее в производство, не говоря уже про серию, проходили годы, и для многих НИИ и КБ (особенно для ведомственных) заработок на убытках государственного бюджета на НИОКР – научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы – были гарантированным источником стабильного дохода (историю с парадной ротой танков Т-14 «Армата» я здесь пересказывать не буду, ее и так, кому тема интересна, прекрасно знают), то теперь не проходит и месяца, как в войска на испытания в зоне реальных боевых действий поступает какой-то новый вид вооружения. Особенно в этом деле преуспели разработчики и производители разного рода БпЛА, средств РЭБ и ракетной техники, линейка которых в войсках выросла кратно.
Фото из открытых источников.
Третье. За полтора года войны российская научно-конструкторская и инженерно-технологическая мысль развернула парадигму оружейного производства на 180 градусов. Если раньше разработчики и производители вооружений стремились сделать их максимально навороченными и сложными, чтобы за счет этого поднять себестоимость изделий и, соответственно, собственную прибыль из средств госбюджета по государственному оборонному заказу, то теперь все работают над упрощением собственных изделий в серийном производстве и эксплуатации и понижением их себестоимости сообразно реалиям и потребностям войны. Комплект камуфляжа для солдата a La Dior за 360 тысяч рублей, как это было в начале СВО, сейчас уже никому не нужен. Те, кто на передовой, – и это я знаю по собственному опыту, – сейчас ищут легкие и удобные керамические бронежилеты 5-го класса защиты за 20 тысяч рублей, предпочитая их более тяжелому и громоздкому комплекту «Ратник» 6-го класса защиты за 140 тысяч рублей.
Четвертое. Адаптацию под условия СВО переживает также финансово-банковская система страны. Если раньше главным источником доходов в этом секторе было кредитование ритейла, жилищного строительства и потребительских запросов населения, финансирование которых сулило сверхприбыли, то теперь деньги начинают перераспределяться в сторону производственной сферы оборонных и инфраструктурных отраслей. Конечно, население в результате этого в основной своей массе жить лучше пока не стало, но именно в условиях СВО на предприятиях российского ОПК впервые в новейшей российской истории появились рабочие вакансии с зарплатой в 150-200 тысяч рублей, и видя это, молодежь впервые за многие годы пошла учиться не в университеты на менеджеров и маркетологов, а в колледжи на специалистов производственной сферы – на технологов, станочников. Так смена приоритетов финансирования привела к смене приоритетов приложения рабочих рук или труда.
Пятое. Существенно изменилось содержание государственного управления социальной сферой через выделение рантов на поддержку разного рода общественных инициатив. До СВО власти финансировали буквально все, что отвлекало или в принципе могло отвлечь население от общественно-политической активности – вплоть до фестивалей альтернативной музыки или кино. Антивоенные протесты и демарши очень многих ранее популярных деятелей эстрады, кино, культуры заставили Кремль изменить подходы к управлению этой сферой – опять в моде и в тренде гражданский пафос вкупе с патриотизмом (правда, из кино про ВОВ никуда не делись ротные санинстукторши с силиконовыми губами и снайпера с маникюром и выщипанными бровями, которые в контексте изображаемой эпохи выглядят чудовищно дико), хотя еще год назад российские телеэкраны были забиты разнообразными шоу фриков для более успешной продажи рекламы. Словом, власти через инструменты финансовой поддержки субъектов некоммерческого социально значимого сектора очень быстро научились проводить селекцию тех, кто умеет работать, вместо тех, кто им удобен и послушен.
Фото из открытых источников.
Шестое. После мятежа 24 июня покойного Евгения Пригожина власти наконец-то начали брать под свой контроль систему информирования населения о ситуации в зоне СВО, чего ранее не особенно наблюдалось. Из информационного пространства сразу же выпали все структуры, финансировавшиеся мятежным миллиардером, которые в угоду его амбиций работали против его конкурентов в руководстве вооруженных сил страны (как только они ушли из-медиа пространства, так о Пригожине и его ЧВК «Вагнер» все как-то дружно подзабыли, тогда как на Украине сегодня действуют еще много иных российских ЧВК, лояльных властям, которые уже никто в прокрустово ложе Росгвардии или МО уже никто не загоняет). Затем была проведена определенная работа с блогерами и военкорами, из числа которых браузеры в ленту новостей выводят только тех, кто абсолютно лоялен власти, или даже вообще никого. Сегодня содержание информационной ленты интернет-поисковиков всецело формирует министерство обороны и достаточно узкий круг специально на то уполномоченных должностных лиц, все остальные занимаются интерпретацией данной информации в зависимости от избранного или назначенного амплуа. Конечно, социальные сети не утратили своей актуальности, но на то они и социальные сети, чтобы выпускать в свисток пар индивидуального или коллективного недовольства. Словом, с середины июля информационное пространство страны было взято властями под свой контроль, чего нельзя было сделать без серьезных организационно-методических и технологических усилий, увенчавшихся полным успехом. И это тоже надо поставить в плюс.
Седьмое. Студенческая молодежь в последнее время все более органично относится к событиям СВО на Украине, хотя несколько ранее она относилась к этой теме более экзальтированно. Думаю, что не открою никакой тайны, если скажу, что всякая молодежь в любой стране мира сугубо в силу возрастных физиологических и психологических особенностей импульсивна, социально агрессивна и склонна к экстремизму в суждениях. Все эти качества у российской молодежи никуда не делись, но отчасти трансформировались, сменив если не полярность, то ажитацию в ее проявлениях. Год назад в студенческих аудиториях на тему СВО гремели баталии, но сейчас молодых людей волнует больше не сама война, а их будущее после войны, к которому они сейчас активно готовятся. И тут я вижу совершенно новое социально-педагогическое явление, которого не было еще год назад, – у студентов явно видно ответственное отношение к собственному будущему. Под влияние СВО они начали взрослеть гораздо быстрее.
И последнее. Будучи по происхождению уроженцем областного центра и сугубо городским интеллигентом, которому волей судеб довелось объездить почти половину России и достаточно долго пожить и поработать в городах нескольких зарубежных стран, я, безусловно, не могу делать выводов о том, как СВО влияет или уже повлияла на российскую провинцию и деревню. У меня нет соответствующего опыта, и мне не с чем сравнивать. Я здесь пересказал то, о чем я говорю со своими студентами во время занятий. Наша молодежь лучше нас, – она все прекрасно понимает и хочет учиться.
Олег Кузнецов
Кандидат исторических наук, профессор
- Войдите, чтобы оставлять комментарии
- 14 просмотров