На московской улице Гиляровского, бывшей 2-й Мещанской, "отметилось" немало известных архитекторов: Рерберг, Масленников, Бардт, Перетяткович, Гельрих, Крюков, а также Мехти Хасаевич Уцмиев - член Союза архитекторов СССР, по его проектам которого были построены Институт нефтехимии в Уфе, пешеходный вокзальный мост в Тбилиси, жилой квартал в поселке Монтино под Баку, железнодорожная станция "Каспи" в Грузии, дом культуры в Цхалтубо. Уцмиев и сам жил на Гиляровского, в доме, который спроектировал, со своей женой Дорой Самойловной Гусман – тетей Юлия и Михаила Гусманов. Вообще, изучение чьего-либо генеалогического древа нередко приводит к самым неожиданным результатам. Так, азербайджанский и российский писатель, литературовед, доктор филологических наук Чингиз Гусейнов, нередко встречавшийся с Уцмиевым в последние годы жизни архитектора, узнал, что его друг – правнук совершенно замечательных людей, героев романа "Фатальный Фатали". Прадедом архитектора был кумык Хасай Уцмиев, учившийся в петербургском Пажеском корпусе и во французской Сен-Сирской военной академии, которую в своей время окончил Наполеон, и дослужился до генерал-майора. Этому царскому генералу, к тому времени управляющему Карабахским ханством, отдал в жены свою дочь Хуршидбану последний карабахский хан Мехтигули. Хуршидбану была единственным ребенком в семье и последней наследницей одного из самых могущественных азербайджанских ханств - Карабахского, поэтому во дворце ее называли “Дюрру йекта” (единственная жемчужина), а люди просто - Ханкызы (ханская дочь). Родилась "единственная жемчужина" 6 августа 1832 года в Шуше, ее воспитанием и начальным образованием в основном занималась родна тетя Говхар, которая привила девочке любовь к музыке, живописи и поэзии Фирдоуси, Низами, Саади, Навои и Физули. Помимо родного азербайджанского ханская дочь владела фарси, арабским и русским языками. Брак Хуршидбану с генералом Уцмиевым состоялся по политическим соображениям. Мужа, который был старше Ханкызы почти на четверть века, девушка, честно говоря, не любила, тем не менее в семье было и взаимоуважение, и общие интересы. В 1856 году них родилась дочка Ханбике, а годом раньше сын Мехтигулу, названный в честь деда, последнего Карабахского хана, позднее прославившийся как поэт, творивший под псевдонимом Вефа (верный). Сама Хуршидбану еще до рождения детей очень неплохо рисовала и писала прекрасные стихи . Томлюсь и жду, но нет тебя, ты не пришел, скажи, зачем? Опять вздыхаю я, скорбя...Ты не пришел, скажи, зачем? Не занялся ты, мой рассвет, унес ты сердце – сердца нет. И я в тоске ищу твой след...Ты не пришел, скажи, зачем? Свою мольбу к тебе неся, я сотрясаю небеса, Мой кипарис, моя краса...Ты не пришел, скажи, зачем? Так плачет Натаван и ждет – и дни, и ночи напролет. К ней исцеленье не идет...Ты не пришел, скажи, зачем? Князь Уцмиев считался просвещенным человеком своего времени, тесно общался с азербайджанскими писателями Мирзой Шафи Вазехом и Мирзой Фатали Ахундовым, с писателем-декабристом Александром Бестужевым-Марлинским; менее тесно – с французским этнографом, путешественником и писателем Ксавье Мармье, художником Клодом Моне… В свой круг Уцмиев ввел и Хуршидбану. Естественно, когда в 1858 году в Баку приехал Александр Дюма-старший, князь Уцмиев не упустил случая познакомиться с ним и представить ему красавицу-жену. Та подарила писателю собственноручно вышитый кисет и обыграла его в шахматы. Дюма был поражен и восхищен. Уцмиевы не сидели безвылазно в Шуше – ездили в на родину князя в Дагестан, в Тифлис и, конечно, в Баку, где князь познакомил Хуршидбану с Мирзой Фатали Ахундововым, благодаря общению с которым ханская дочь занялась общественными проблемами и стала известна как поэт. Но об этом чуть ниже. Здесь же заметим, что карабахская знать не одобряла брак дочери хана с царским генералом, к тому же кумыком, видя в этом знак почитания царского правления. Чингиз Гусейнов пишет, что "по этому поводу отпускались язвительные шутки, даже сочинялись пасквили, так что, в конце концов, брак их распался". От второго брака ханская дочь родила троих сыновей и двух дочерей. В то время, как подобает многодетной матери, она озаботилась благоустройством места, где жила семья, причем занималась этим с поистине ханским размахом.
В 1870-х Хуршидбану задумала обеспечить Шушу водой и вложила огромные деньги в строительство десятикилометрового водопровода, на ее же средства в городе был разбит великолепный парк, где появились дворец, мечеть, торговые дома, театр, клубы, реальное училище. Ханская дочь оставила глубокий след не только в общественной-экономической жизни Азербайджана, но и в культуре. Одновременно с хозяйственными делами по благоустройству города она организовала в Шуше литературный кружок, где читали свои стихи лучшие поэты, а лучшие ханенде исполняли мугамы.
Душой и сердцем кружка была сама Хуршидбану, ставшая к тому времени признанным поэтом и с 1870-х творившая под псевдонимом Натаван. Она писала и о любви, и о природе, и на социальные темы. В то время стихи о положении женщины в обществе были неслыханным явлением и для выражения своего мнения по такому щепетильному вопросу нужно было обладать изрядной смелостью. Стихи Натаван, полные искренности и душевной теплоты, передавались из уст в уста. Лучше б и меня не стало, и тебя, о мир двуликий, Боже, да не будет в мире сердца в путах, в тайном крике. Лучше сердце бы не тлело от разлуки, и блаженным И счастливым бы не стало от любви моей к владыке. Лучше б от тоски ослепнуть, твоего не видеть стана – Кипариса, чтобы стан мой не сгибало болью дикой. Лучше не было бы моря, океана слез бездонных, Чтоб росинки не сверкали на ее прекрасном лике. Лучше не было бы розы и гулянья в Гюлистане, Чтоб шипы ее мне сердце не кололи, словно пики. Лучше б не было Египта и величия Ягуба – Чтоб не знал он униженья, не влачил беды вериги. Лучше не было бы пира, многолюдного базара, Чтоб с Юсифом не встречалась Зулейха на этом рынке. Лучше б не было колодцев, и темниц, и караванов, Чтоб не видели Юсифа в миг его тоски великой. Лучше б не было ни плача, ни разорванного сердца Натаван, чтоб не истаять в безутешном этом мире. /Перевод Абрама Плавника/
Ее газели, написанные простым языком, стали популярны не только в Карабахе, но и за пределами Кавказа. Главной трагедией жизни Натаван стала смерть 17-летнего сына Мир-Аббаса. Уже в XX веке знаменитая советская поэтесса Маргарита Алигер так переведет стихотворение Натван "Сыну моему": Мой сын, разлуки злой огонь вздымается во мне. Душа, как слабый мотылек, горит на том огне. Как в каждой песне соловья тоска о розе есть, Так в каждом возгласе души, гремящей в тишине, Порыв печали и тоски, и скорби о тебе Звучит и в темноте ночей, и в лучезарном дне. Когда-то юноша Меджнун Лейли свою искал, Так ищет и тебя моя безумная тоска. Она, мечтая о тебе и о твоем лице, Бредет по остриям камней, по водам и пескам. И слава о твоей красе не сходит с уст моих, Как не смолкает плеск волны у прибережных скал. И жил каменотес Фархад, и гору он долбил, Чтоб за горой увидеть ту, которую любил. И сотню неутешных лет в страданиях провел. А для того, чтоб ты, мой сын, опять дышал и жил, – Страдать не месяц и не год, а сотни тяжких лет, Аббас, у матери твоей достанет верных сил. О, как туманна жизнь моя, как дни мои длинны! Не вижу солнечного дня и молодой луны, Мне помнится цветущий сад, свидание с тобой, Душа парила, как орел в просторах вышины. Но дикий вихорь крылья ей навеки надломил, Любви моей не пощадив, не видя седины. О, было б лучше, если б я всю жизнь была слепой, Не любовалась бы твоей, твоей небесной красотой! Как рано высох светлый ключ, и кипарис увял! И вот, мой мальчик, ты лежишь в земле, в траве густой. И только камень говорит о том, что это – ты. А солнце яркое горит над каменной плитой. Увидеть бы тебя на миг счастливым женихом, Чтоб ты, потупившись, глядел в смущении кругом. Отдать бы очи навсегда за взгляд твоих очей. Не может сердце ни на миг подумать о другом. Живу я в тесном уголке печали и тоски, И слезы Натаван текут прозрачным родником. Первый сборник стихов Натаван, изданный Салманом Мумтазом, увидел свет более чем через тридцать лет после ее смерти. Она пережила сына всего на 12 лет и умерла в родной Шуше в 1897 году, где ханской дочери установили памятник.
Правда, в конце XX века в ходе карабахского конфликта Шуша была оккупирована армянскими националистами, а памятники и бюсты великих азербайджанцев были демонтированы. Под горячую руку оккупантов попали изваяния Натван, Узеира Гаджибекова и Бюльбюля. Говорят, их вывезли в Грузию на металлолом, но азербайджанским властям все-таки удалось выкупить памятники людей, на плечах которых держится великолепный дворец азербайджанской культуры. Чингиз Гусейнов писал потом: "Натаван вторично вышла замуж за азербайджанца-поэта, и потому линия Хасай-хана как-то предалась забвению, а если и вспоминалась, то вскользь и невнятно, так что о том, что в Москве живет правнук Натаван Мехти Хасаевич [Уцмиев], а в Баку - правнучка Натаван Лейла-ханум Хасаевна, многие годы заведовавшая библиотекой консерватории в Баку, никто не ведал, пока я не взбудоражил и не всколыхнул азербайджанскую общественность, чем и горжусь".
- Войдите, чтобы оставлять комментарии
- 4 просмотра