ЛЕНИНГРАД.ВОЙНА.ОТЕЦ

Мы накануне одного из главных государственных праздников - Дня Победы. И сегодня мне бы хотелось предложить читателям записи моего отца Владимира Георгиевича Ермолаева, которые он начинал вести в первый год войны.

Отец родом (7 октября 1920 г.) из Идрицкого района Великолукской области. Окончил Идрицкое педагогическое училище, работал учителем.
5 июня 1940 года был призван на военную службу в ВМФ.
С июня 1940 г. по февраль 1941 г. - курсант школы связи учебного отряда КБФ.
С февраля 1941 г. по август 1941г. - командир отделения скрытой связи эскадренного миноносца "Статный" эскадры Балтийского Флота.
18 августа 1941 года, когда немецкие бомбардировщики атаковали эсминец "Статный", стоявший на рейде Рогекюль в Моонзундском проливе. был ранен. Находился до октября 1941 года на излечении в 1-ом Ленинградском военно-морском госпитале.
С 8 октября 1941 г. по 8 апреля 1942 г. - начальник отделения скрытой связи Штаба сектора береговой охраны реки Невы Ленинградского фронта.
С 8 апреля 1942г. по 22 декабря 1944 г. - начальник поста скрытой связи Штаба Ленинградской Военно-морской базы Балтийского флота. С 22 декабря 1944г. по 12 июля 1946 г. - старшина группы скрытой связи Штаба Краснознаменного Балтийского флота в городе Таллин.
12 июля 1946 года демобилизован на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25.09.1945г.
Он участник тяжелейшего перехода Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт 27 -29 августа 1941 года. Впоследствии написал под названием «Прорыв» хронику перехода Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт, дав в эпиграфе двустишие ленинградского поэта Юрия Инге, погибшего при переходе:
-Года пролетят, мы состаримся с ними.
Но слава балтийцев, она – на века!

В годы войны печатался в газете "На страже Балтики».
Еще в 1940 г. он начал писать стихи и публиковаться в местной газете у себя на родине, а находясь на службе во флоте, напечатал около тридцати стихотворений.
В военные годы состоял членом литературного объединения флотских писателей при Ленинградском доме писателей им. Маяковского.
После войны отец учился в Ленинградской партийной школе, окончил факультет журналистики МГУ.
Везде, где работал, он собирал вокруг себя участников Великой Отечественной войны. О них писали в газетах, их приглашали на встречи в редакцию. Отец был отмечен боевыми наградами, а в мирное время - Орденом Трудового Красного Знамени.

1 941 год
10 сентября.
Город находится под ударами авиации. Воздушные тревоги объявляются буквально через полчаса. Второй день живет город такими тревожными минутами. Вражеская авиация бросает фугасные и зажигательные бомбы. Возникают большие пожары, есть разрушения, много пострадавших. Враг испытывает нервы жителей города. До этого распространял враг листовки, в которых обещал не бомбить Ленинград при условии его сдачи. Но впоследствии, как видно, отказался от этого маневра.
11 сентября.
Днем - разведка, в конце суток – усиленная бомбежка. Большие пожары, убитые и раненые. С 8 сентября город живет под ударом.

12 сентября.
День начинается с того, чем начинался вчерашний: воздушная тревога. Но их в день было мало. Пасмурная погода, низкая облачность немного спасали город. Ночью была объявлена тревога, но все прошло спокойно.

13 сентября.
Радио принесло плохую весть. Информбюро сообщило, что наши войска оставили Чернигов. Что-то начинают поговаривать о полном окружении Ленинграда. Сегодня в 15 часу город подвергся обстрелу малокалиберной артиллерии. Первый снаряд упал в Неву. Второй снаряд – на площадь Труда, потом стали падать снаряды чаще и чаще в районе моста лейтенанта Шмидта, площади Труда, улицы Труда, Декабристов, Театральной площади. Есть убитые и тяжело раненые.

14 сентября.
Слышна редкая артиллерийская стрельба, где и кто стреляет – неизвестно. Налетов авиации нет. Погода по- северному осенняя, моросит мелкий мглистый дождь, весь город окутан молочной пеленой. Погода прояснилась, воздушные тревоги стали регулярными.

Через 4 дня, т.е. 18 сентября, исполняется ровно месяц, как моя нормальная военная боевая жизнь изменилась. Произошел такой случай. 18 августа в 11 час. 18 мин. послышался мгновенный страшный взрыв. Корабль подорвался на мине. С момента взрыва я сразу потерял сознание и пришел немного в себя через несколько минут. Нужно было уничтожать или уносить то, чем я работал. Спасать документы. Нас было двое, и мы начали кое-как выполнять то, что были обязаны делать в таких случаях. Через короткое время я опять потерял сознание. Как я вышел из поста, не помню. Припоминаю, что чей-то окрик разбудил меня на рострах . Я осмотрелся. Вижу: двое матросов спасают командира, тот ранен, китель расстегнут, седеющие волосы спали на лоб, на лице кровь. Я видел вокруг себя шумящие волны, уже заливающие носовую часть корабля. Я опять потерял сознание и опомнился тогда, когда меня кто-то снимал с торпедных аппаратов. Тут меня взяли под руки и повели на корму. Я стал разбираться немного, что происходит вокруг меня, но не мог понять: сон это или настоящая действительность. Пасмурный день, легкий ветер, небольшая волна, люди вокруг меня все знакомые, но стали неузнаваемые: избитые, изуродованные, окровавленные. Хаос, беспорядок, корабль окатывает волна, с кормы подходят 2 миноносца, начинают швартоваться к нашему гибнущему кораблю. Дальше что было, не знаю. Я перешел на борт другого корабля («Суровый»). Я оказался средне ранен. Разбита голова – рваная рана, разорвана губа, многочисленные ушибы тела – как потом гласила история болезни, написанная врачом. Но было очень тяжело. Жизнь в тот момент казалась мне настолько дешевой , что если бы меня кто-нибудь толкнул за борт и сказал бы : «Сгинь в пучине морской»,- то я эти слова принял бы так равнодушно, как выслушал бы равнодушно сообщение о том, что ночь всегда сменяет утро. Когда я оказался спасенным и вне опасности, я тоже не чувствовал в себе ни капли радости за то, что я остался жив.
Потом был в госпитале в Ханко, что неподалеку от гибели нашего корабля. Потери большие: около 20 человек погибли. Погибли штурман, много краснофлотцев, скончался командир корабля Алексеев, 54 человека ранены. Место пролив Моонзунд у острова Эзель я буду помнить, пока буду жив. Там была первая моя боевая трагедия, там погиб наш корабль, походивший по морю не более 2,5 месяцев. Так погиб бесславно наш «Статный»
Второй ужасный момент пришлось переживать при переходе на госпитальном судне «Андрей Жданов» из Таллина до Ленинграда. Мы шли с 23 до 26 августа. Караван судов подвергался нападению авиации. Два больших транспорта были потоплены, остался один наш транспорт, который стал принимать основной бомбовый и пулеметный огонь каждого налета. Всего было сброшено около 40 бомб. Что пришлось переживать в это время – трудно об этом писать. Были отчасти и страх, и полное равнодушие. Но, в общем, прошлое является прошлым.

15 сентября
Неоднократные тревоги. Благоприятствует ясная хорошая погода. Да, жизнь остановить никак не возможно, и она по воле человеческой никогда не остановится. Раздается пронзительный вой сирены. Тревога. Городу грозит бомбовый удар. Улицы мгновенно пустеют. Кругом безлюдно. Но вот отбой, и снова город ожил, как большой муравейник. Стремительно бегут автомобили, грохочут трамваи, грузовики, идут пешеходы, дымят заводские трубы, грохочут машины. И все это, которое вы обозреваете, движется, несется вперед, как бы желая в минуту прожить больше, плодотворнее, чем это возможно. Жизнь идет, жизнь торопится, и ничего нет такого, что могло бы остановить ее. Пусть будет вся земля в развалинах, все равно в щелях этих развалин будет жизнь. Жизнь… Какое это прекрасное слово, и какой это великий дар природы для человека. Жизнь, жизнь…
16 сентября
Осень уже настоящая: холодный ветер, дождь. Город окружен, и кольцо окружения постепенно начинает сжиматься. Артиллерия обстреливает Кировский район, кое-кто приносит плохие вести с фронта. Командный состав учреждений и других хозяйственных организаций частично (большей частью) эвакуируются. Из Кронштадта прибыли моряки учебного отряда. Кронштадт дает много сил. Если помогут матросы, танки, авиация… Положение весьма критическое В ближайшие дни должны решиться основные действия.
17 сентября
Ясный холодный осенний день. Утром безоблачное небо. Город несколько раз тревожили воздушными тревогами. Нарвскую заставу враг забрасывает снарядами. Известно, при этом есть жертвы. Жители города переживают тревожные и очень тяжелые дни. Если здесь победят врага, то действительно здесь народ исполин, и никто никогда его не победит. Настоящая смертельная схватка не на жизнь, а на смерть. Победа или смерть - таков лозунг нашей страны. И лозунг этот жизненный, именно это лозунг естественно должен быть у нас. А война все-таки надоела, хотя эта война длится и недолго, но от нее все устали: и армия, и народ. Счастлив будет тот, кто увидит послевоенные солнечные дни, мирный труд, огромную новую созидательную работу. И вообще, эта великая всемирная война не должна пройти, окончиться нормально, обычно. Она должна, по-моему, окончиться грандиозными социальными новшествами. Вплоть до революций в ряде стран. Мир заряжен, и следует только где-нибудь зажечь фитиль, как взорвется этот снаряд. Безусловно, эта война во многом и очень во многом изменит жизнь в СССР и его политику. После войны страна начнет жить по новому, новые условия потребуют новых дел.
Народ никогда не желает войны. Ни один народ ни одной страны не требует от своих правительств объявления войны соседу. Цель человека – жить, жить хорошо, жить по – человечески, жить трудом на себя, создавать все хорошее, а война отнимает у человека эту цель, отнимает его право на жизнь, на счастье. Человечество истребляется тысячами, миллионами, истребляется машинами, придуманными и построенными человеком. Зачем это, к чему? Любой политик мне ответит, что это все классовость. Да, это верно, я согласен, но ведь и машины родили (если выражаться грубо) классовость. Так почему же человек не может устроить свою жизнь так, как он захочет. Вопрос очень трудный, непонятный, и я соглашаюсь с Л.Н. Толстым и даже защищаю его тезис как могу: пахать землю сохой, учиться, чтобы читать и писать, носить длинную посконную рубаху, жить своим законом на своей вселенной, огороженной частоколом, не обижать, не унижать ближнего (правда, не надо подставлять левую щеку, если тебя треплют по правой, но это, естественно, не должно быть). Вот тогда народ будет счастлив. Сделать людей равных и равноправных, сделать так, чтобы каждый все равно трудился, чтобы не было зависти и злости. И это когда-нибудь будет, и к этому народ придет. Но, правда, не по Толстому, а своим путем придет. Был он таким и будет. Жаль, что эти дни далеки еще, и увидеть их не придется. Жить хотелось бы тысячу лет, но этого природа не разрешает, а умертвляет старых, дает дорогу новым. И люди на это не обижаются, а даже привыкли законную смерть принимать как нужное. Вообще-то сама смерть не страшна, самому умирать не страшно, очень страшно наблюдать умирающих. Зачем я пишу такую философию? Да черт ее знает, авось и пригодится не мне, так другому. В общем, нет ничего такого особенного: настоящая мелкая жизнь.
18 сентября.
Во сне видел свою семью, даже мать. Как было мне радостно, как счастливо. Я чувствовал себя в родном семейном очаге. Это было для меня блаженством. Но это сон, а действительность? Где же отец, где же маленькие сестры, братишка? Однажды в полуэкипаже среди груды человеческих тел, тесно спавших в одном из кубриков, я в дремоте слышал спокойную, но сильную команду: «Семнадцатая к бою! Заряд фугасный! Огонь!». Это кричал во сне какой-то боец.
Во время воздушной тревоги одна бабка охала и ругала ребят: «И черт их знает этих шельмецов. Это они войну напросили. Бывало, смотришь – все играют в войну и войну, палок разных наделают и, как оглашенные, целый день носятся. У меня первая примета: как за что-нибудь взялись ребята, так непременно жди того»,- закончила бабка.
21 сентября
Хорошая осенняя погода позволяет противнику делать налет авиации на город. До 5 часов вечера были объявлены три воздушные тревоги. Тревоги были непродолжительные, по всей видимости, налеты неприятельской авиации рассеиваются. Ежедневно по улицам пробегают машины с беженцами из пригородных деревень и поселков. Судя по газетам, все, кто способен уйти, уходят, оставляя или уничтожая все накопленное своим долгим многолетним трудом. Никому ничего не жалко, да и верно, лишь бы был сам, а все остальное будет. После войны пойдет громадная и лихорадочная стройка, особенно там, где были немцы. Ведь по существу от многих деревень и поселков в память о них остались пепелища с обуглившимися черными балками. И это нужно будет восстановить. Трудно будет народу, очень трудно, но эта трудность будет трудностью радости, человек будет знать, что теперь созданное им никто никогда от него не отнимет. Человек будет создавать для себя поистине новую радостную жизнь. Труд будет радостный. Вообще, труд – великое дело, это смысл жизни человека. Все прекрасное на земле создано трудом и умом человека. Нельзя создать трудом естественную человеческую и природную красоту, а остальное все создается трудом. Надо добиваться того, чтобы человек творил в заинтересованной его той или другой трудовой отрасли.
Если ты любишь землю обрабатывать - будь пахарем. Если ты любишь возиться с железом - куй его, делай машины, строй технику. Если в дереве ты видишь шкаф, стол, стул – трудись рубанком. Если ты слышишь летней ночью, как растет трава, и тебе знакомы лесные шорохи – изучай природу. Если ты видишь, что обыкновенный песок – это стекло, зеркала и много других вещей – ищи в земле клады, вскапывай, взрывай ее матушку, ищи в ее богатых недрах то, что надо человеку. Если ты хочешь видеть радостного человека, цветущего, здорового – будь врачом. Если ты понимаешь, что поет соловей, и можешь понять музыку журчащего ручейка – будь музыкантом. Если ты поешь, и тебя слушают с замиранием сердца, если деревенская женщина от твоей песни утрет кончиком платка глаза – всю свою жизнь пой людям. Если у тебя сердце и ум, которые понимают и первыми замечают то, что не могут долго заметить и самостоятельно понять многие другие – пиши книги, учи людей, показывай им благородность и счастье земное. Если ты можешь воодушевлять людей, вести вперед своими мыслями и словами – будь политиком, твори для блага общества. А если ты в детстве подражал Суворову, Кутузову, Чапаеву, Щорсу и другим в военных играх, если тебя пленит кавалерийская лошадь и острая сабля, то будь воином, отдай себя для воинской жизни.
Вот тогда будет труд прекрасен как никогда, и тогда он принесет больше обыкновенного ожидаемых плодов. Это время придет. Люди будут трудиться не слепо, казенно, а с творческим чувством. И жизнь будет хороша, и жить будет очень хорошо.

22 сентября
Утром воздушная тревога. Утреннее сообщение Советского информбюро передало нерадостную весть: после продолжительных упорных боев наши войска оставили Киев. Киев пал. Для противника это большая победа, хотя она досталась ему не совсем легко. Пожалуй, немцев легло там немало.
Сегодня ровно три месяца, как началась и длится до сего дня кровопролитная война. Завтра весь мир узнает итоги этой жуткой небывалой еще в истории войны. За эти три месяца уже легли миллионы, но этим дело пока что не кончается. Еще миллионы отдадут свои жизни на поле битвы. Черт знает, зачем это, кому это интересно отдавать свою жизнь за других. Нам это ясно: мы боремся за себя, за свою жизнь. А вот немцы? Интересно, неужели солдаты Германии с таким нахрапом лезут в нашу страну и здесь кладут свои головы за дамские панталоны и детские туфли? Нет, у немецкого солдата, наверное, другой смысл в этой войне, а вернее, он не имеет смысла, а просто отравлен бредовой мыслью, что его дело воевать, а зачем, как, что - он не думает. Алкоголик в нетрезвом виде никогда не требует от себя какого-нибудь отчета. Подобен пропойце и германский солдат. Но придет время, должен отрезвиться и германский солдат. Должен. Вода никогда не бывает на одном уровне.
Прожитое вспоминается как приятный сон или очаровательная сказка, услышанная в далеком детстве. Нужно так сейчас. Сейчас так живут тысячи, не зная ничего: кто, где и как. О родных думать перестаю. Думой не поможешь, а действительность чувствую и знаю – плачевная. Если бы кого-нибудь встретить, радость была бы неописуемая. Я не знаю, как бы был рад. Но это, наверное, никогда не случится. Или они потеряют меня навсегда, или я их…
Жизнь – не шутка. Прожить положенное для тебя время, это не в лес по грибы сходить. А здесь нужно большое искусство и мастерство. Не обладая искусством жить, трудно использовать срок, данный для жизни, потому что будущего не предвидишь, живешь сегодняшним, а от этого иногда случаются серьезные недоразумения, за которые приходится не раз глубоко раскаиваться. Поэтому я принимаю и защищаю лозунг: «Жизнь – великое и тонкое искусство»
23 сентября
8 часов утра. Воздушная тревога. День выдался по-осеннему хороший. Безоблачное, чистое, голубое небо и осенняя свежесть. Мерзнут ноги в ботинках. Осень вступает в свои права. Воздушные тревоги сегодня слишком часты. До ужина их примерно было около 8. Разговаривал с запасником – моряком 1894 года рождения. «Я на войну шел с неохотой, - говорит он. – Какой интерес оставлять свою семью, свой дом». Приверженец своего, единоличного. Да, с такими мыслями человеку воевать тяжело. Но с такими мыслями у нас немного. Это старина. Новое так и называется новое. К войне люди, кажется, начали привыкать. Если раньше по сигналу «воздушная тревога» улица мгновенно пустела, теперь же люди идут в укрытие с неохотой. Привычка.
24 сентября
Благодаря пасмурной погоде до обеда были только две воздушные тревоги. Имеются достоверные сведения, что вчера был налет неприятельской авиации на Кронштадт количеством до 250 самолетов. В результате налета Кронштадт сильно пострадал: поврежден «Марат», затонуло около 3-х кораблей, несколько мелких повреждено. Разбит морской завод. Безусловно, строения города сильно пострадали. Дела в тяжелом положении. Очень многое, оказывается, на фронте становится совершенно ясным, что много людей в мирное время умели говорить красивые фразы, много было самоуверенности, а подчас ненужности. Настоящую войну нельзя рассматривать однобоко. Здесь надо иметь в виду силы и континент Европы, но нужно признать, что доля правды есть в словах, сказанных одним старым моряком: « В империалистическую войну немец до Пскова дошел за 3 года, а теперь за 3 месяца пришел к Ленинграду».
Много было самонадеянности, беспечности, неглубокомыслия, подчас ненужности, что привело к большим неожиданностям, неприятностям, жертвам. Но эта война научит многому и многих.

25 сентября
В городе сегодня почему-то спокойно. До обеда - пасмурная погода. Авиация пока что не налетает. Информбюро ничего особенного не сообщает. Возможно, предпримут воздушные силы то, что предприняли против Кронштадта. Вообще, вопрос с Ленинградом затянулся, силы обеих сторон изматываются, а особенно ярких результатов не видно. Шансы наши на победу под Ленинградом не слишком утешительные. Скорее всего, вопрос стоит об обороне города. И то надо много подумать, чтобы держать прочно оборонительные рубежи. Строительство баррикад и блиндажей что-то значит неутешительное. Ситуация тяжелая.
«С 18 по 27 сентября объявлена 91 тревога общей сложностью на 60 часов 20 минут», - запись в вахтенном журнале В -Мор. Учрежд.
26 сентября
В городе ничего особенного. Ночью город окружают зарницы полыхающих пожаров.
27 сентября
Воздушные тревоги.
28 сентября
День удивительно хороший, ясный, теплый, но воздушных налетов нет. Был в нескольких местах города. Неприятное впечатление производят дома, разрушенные артиллерийским обстрелом, разбитые бомбами.
29 сентября
Все ерунда. Читал книгу «Герой нашего времени». Большое удовольствие. Наконец я немного понял и прочувствовал это произведение. План на ближайшее: написать повесть о моряках наших дней, о боевых товарищах по службе, рассказы, стихи. Писать. Хочу это понятие сделать стержнем своей жизни, сколько она ни продлится. Возможно, я и строчки не напечатаю, ну так что ж. Не жалко. Я один. Мне теперь уже нечего терять. Все потеряно. И если потеряю последнее, то жизнь, этот дневник и папку бумаг. А будущее, конечно, неизвестно. Но если я буду жив, то обязательно буду одиноким пишущим бродягой. Особенно ничего не пугает. Что будет, то будет. Не я первым, не я последним буду.
2 октября
Ночью была воздушная тревога, по которой я должен находиться на посту – на вышке дома. Вышло недоразумение: я пошел за фонарем и заблудился. Ночью дежурил на вышке с 4-х до 6 часов утра. Ночь оглашена канонадой. В сером тумане короткими зарницами вспыхивают разрывы тяжелых снарядов. Вокруг города грохочут выстрелы тяжелых орудий, вверху с воем и свистом проносятся снаряды и где-то с тяжелым уханьем шлепаются на землю. Весьма зрелище занятное, но нежелательное. Очень нежелательное. Вокруг города бушует огненная пучина. Сколько гибнет людей, сколько тратится материала, как только все держит мать-земля, за которую так борются и которая одинаково принимает в себя и врага, и защитника.
4 октября
Все старая жизнь. Всё то же. Война, война… На всем чувствуется ее тяжелый отпечаток. Конца войны не видно.. Что впереди – неизвестно. По крайней мере ничего хорошего не будет. Положиться на судьбу и ждать поочередно того, что написано в твоей судьбе. Жить надо так: "Или сена клок, или вилы в бок", - как гласит народная пословица. Ну ее, все к чертовой матери. Цена наша очень дешевая. Живи сегодняшним днем. А завтра… Завтра будет другое, не то что вчера. Война так и есть война. Война – это период жизни, когда убийство людей достигает невероятных размеров. И когда оно всячески поощряется самыми высшими наградами.
8 октября
Получаю направление на новое место службы. Что ждет впереди, не знаю и трудно сказать.
10 октября
За эти дни ничего не произошло существенного в моей жизни.
11 октября
Начались осенние холода. Ветер доходит до костей. Скоро, наверное, наступят морозы и ударит зима. Чертовское время, плохое время. Хотя бы в ближайшее время кончилась война. Как она уже надоела всем, кто соприкасается с ней хотя бы немного. Сколько ужасов и несчастья приносит людям, сколько молодых, счастливых жизней гибнут под ее неумолимым коварным ударом.
13 октября
Жизнь так себе. Ожидаю гораздо худшего. Радио принесло весть о сдаче Вязьмы. Бои под Ленинградом через несколько дней будут опять на передовых позициях. Что меня там ждет? Это безразлично.
16 октября
Сегодня переодели в сухопутную форму. Был моряком, стал пехотинцем. При ноле обуваюсь в обмотки.
18 октября
В газете напечатано сообщение информбюро о сдаче Одессы. Начинается зима. Сегодня вечером выпадал мелкий снег. Скоро, наверное, наступят морозы. Остается один осенний месяц. Положение весьма тяжелое. Личная моя жизнь неблагоприятная. Сам что. Ничего не знаю о своей родной любимой семье. Наверно, все, что я имел, ушло от меня, а это самое тяжелое. Наверное, я лишился родных и больше никогда не увижу их, а они меня. Разлучены на вечность. Как просто и бесшабашно гибнет человеческая жизнь.
22 октября
Завтра на фронт. Что меня там ждет? Я не знаю. Вообще, что впереди, неизвестно. Живешь одним днем. Жизнь неприглядная, кругом безобразия, малые и большие. А что будет, то будет. Жизнь моя, как и других, видно, слишком дешева. Очень много нас гибнет за других, которые спасают за нами свою шкуру, и которые могли бы стоять с нами рядом, и таких очень много. Даже, сволочи, справляют оргии. Им все горе по колено. Но пусть знают, что таких подстерегут те, кого лишают жизни или совсем, или частично. А мы будем жить. Проклятая война…

23 октября
Жизнь напряженная. Газеты кричат: «Родина в опасности!». Да и без них каждому понятно, что родина в опасности. Под Ленинградом стало легче, весь удар, пожалуй, направлен на Москву. Устоит ли Москва? «Да, - многие отвечают,- устоит». Посмотрим.
25 октября
Суббота. Помылся в бане. Хорошо. Скоро, видимо, едем на фронт. Положение из рук вон плохо. Противник наседает с идиотской наглостью. Значит, моя Родина оккупирована. Стало быть, хозяева новые. Друзей нет. Как-то трудно их находить. Без друзей очень плохо. Ни одного земляка не встретил еще. Многие, вероятно, погибли. Конец покажет, кому придется дождаться его. О, он заманчив.
27 октября
Настроение самое паршивое. Много думаю, и много дум разных. Но меня наводит на всякую мысль один и тот же предмет – человек. Зачем ему дана такая судьба? За что он безвременно погибает? На первый взгляд ясно, а дальше не поймешь.
Информбюро в вечернем сообщении 26 октября сообщает, что сдали Сталино. Потери п-ка 50 000 убитых и раненых, свыше 250 танков, 170 орудий, около 1 200 авт.
Разговаривали о детстве. Интересно вспомнить. Буду собирать материал о моряках – балтийцах. Мы этого достойны. Это оценено всеми. Получится маленькая книжка. Эх, хорошо, если буду жив, ну, а погибну, мое желание исполнят другие. Это ясно. Их много.
18 дней живу в казарме. Писем ни от кого не получаю, никому не пишу. Куда это годится? Эээ, была не была, попробуем жить скрепя сердце. Ведь я один.
28 октября.
Завтра на фронт, на передовые позиции. Начинаем воевать вновь. Что будет, посмотрим.
30 октября
Вчера прибыли на фронт. Фронт, собственно, далеко, но чувствуется, что рядом. Беспрерывно ухают пушки, в воздухе кружатся самолеты. В общем, война. Сейчас одеты в зимнюю одежду. Живем, что называется, по-походному.
31 октября
Последний октябрьский день. Завтра ноябрь. 4 часа утра. Сижу и пишу эти строки в обычном деревенском домике. Здесь была школа. Вся обстановка говорит об этом. Совсем недавно, может быть месяц - полтора назад, здесь занимались ребятишки, а сейчас находимся мы. Школа. Попав в это помещение, я многое вспомнил из своей прожитой жизни. Со школой много связано из моей юношеской жизни. В настоящий момент жизнь паршивая. Интересно, конечно, видеть всю эту канитель конченной, т.е. конец. Конец всему. Или туда или сюда(?!). Надоедает такая жизнь. Круглые сутки содрогается земля. Сейчас где-то рядом ухают пушки, хорошими очередями трещит пулемет, слышна минометная стрельба. Одним словом - война. И так каждый день. Вчера, говорят, сдан Харьков. Сам не читал, не знаю. С газетами плохо. Редко попадающиеся зачитываются буквально до дыр. Интересно бы что-нибудь почитать такое легкое. Тяга к чтению у людей велика. Было бы только что читать. С этим вопросом плохо. Политсостав так себе. Ни то, ни сё. За каким чертом их держат и деньги платят? Комиссары. Да что осталось от комиссаров гражданской войны? Воспоминания. Наши комиссары служат в большинстве (подавляющем) случаев за приличные деньги и только. Трудно среди них найти действительно комиссаров, большевиков – борцов и агитаторов, трибунов. Легче найти комиссаров ничего не делающих. Если бойцы не видят работы комиссара, значит, он не работает.
А зима крепчает. Уже мороз нажимает как следует. Снег не сходит с 27 октября. И, вероятно, не будет сходить. Зима, зима. Нынче все неожиданно.
1 ноября
Удивительная погода и сильная артиллерийская и минометная стрельба. На фронте.
2 ноября
Прекрасный зимний день, яркое солнышко. Канонады. Бьются люди, гибнут, борются за победу. В жизни ничего нет особенного. Читаю Эренбурга, не переводя дыхания. Хочется многое записать, но выразить словами все не могу. Может быть, когда-нибудь оформятся мысли. Новые люди, новые знакомства, которые, собственно, мало интересуют.
4 ноября
Около 10 часов вечера. Ночь удивительно хороша. Стоит полная луна и под ее ясным сиянием снежное поле кажется безбрежным. Сахарными головами кажутся занесенные снегом курганы и холмики. А тишина кругом такая, что кажется, мир замер. Лишь вдали грохочут взрывы, выстрелы, да вспыхивают огненные зарницы. Это фронт. Лес в дымчатом уборе инея кажется задумчивым и величественным. Как будто он думает такую же думу, что и человек. И в это время люди сидят в окопах, землянках, беспрерывно стреляют, идут в разведку, гибнут. В это время я сижу в землянке, забыв все, что мне было удовольствием. И это все заставляет людей грубеть, черстветь, как корявая болотная береза. Я чувствую, как моя душа грубеет от этой жизни. Я был слишком сентиментальным, но сентиментальность порядочно стерлась за 5 месяцев войны. Теперь я многие вещи могу рассматривать гораздо проще, чем раньше. Теперь многое меня волнует гораздо в меньшей степени, чем это было прежде. Разное время – разные чувства. Разное время – разная жизнь. Совсем недавно октябрьские торжества справлялись пышно, роскошно. Я чувствовал себя тоже участником праздника. А нынче? Через 3 дня праздник, но это лишь название, но праздновать нечего. Радости нет, песен нет, есть лишь кровь и смерть. Но эта кровь и эта смерть когда-нибудь станут праздником. Но для нас безразлично, наша жизнь, как река, она течет помимо воли каждого.
7 ноября
В Советском Союзе сегодня праздник. Праздник там, где, собственно говоря, советское осталось. Праздник нынче русские празднуют очень плохо. Война, холод, тяжелое положение. За 24 года не праздновала страна свой праздник так, как она празднует нынче.
9 ноября
Вчера вечером и сегодня читают речь Сталина, выступавшего 6 ноября на торжественном заседании. Речь горячо обсуждается бойцами, комментируется в разные стороны. Да, речь правдивая и очень правдиво характеризует нашу страну. Действительно, мы во многом прохлопали. Занимались мирным трудом, кое-куда бросали много денег, которые были там излишние, а вооружиться забыли, за что сейчас расплачиваемся кровью. Сталин ясно сказал, что вооружения у нас мало. Хватились, да немного поздновато.
Сегодня погода сырая, вроде оттепели. Сутки прошли спокойно. Слышны лишь изредка срывающиеся выстрелы. Сейчас виден в районе Шлиссельбурга большой пожар. Громадной багровой зарей раскинулось полыхающее зарево, и на его колеблющемся фоне отчетливо рисуются зубцы тихого леса.

11 ноября
Прижимают холода. Сегодня выпал морозец. Примерно -16. Уже чувствительно. Так-то.
12 ноября
Холодный ветер с силой кружится по снегу, шуршит поземкой и гневно шепчется в лесу со старыми высокими соснами и елями. К вечеру небо очистилось и как будто выстиранное крепким ветром, было темно-синее, спокойное. Лишь на западе грудами лежали облака, вытянувшись далекой грядой, похожие на серые далекие горы. Солнце давно спряталось, мороз крепчает понемногу, мелкий снег хрустит под ногами, как хорошее луговое сено на зубах лошади. И вот в такой вечер я сижу в землянке далеко от родного дома, от родной семьи и думаю о своей жизни, как она сложилась. Я еще молод и как другие кусаю черствый ломоть своей жизни. Прожитое за 20 лет ушло далеко, и как будто я родился вчера, а прошлое похоже на отрезанный сучок, и лишь отдельные воспоминания точат душу, как червь разъедает капустный лист. Посмотришь в себя и видишь, какая твоя огромная жизнь, и какая она маленькая, никому не нужная в сущности. Для себя ты гора, а в мире человеческом – капля в море.
Все летит к чертовой матери, была жизнь, и нет ее. Что ждет впереди, трудно судить и гадать. Все летит вверх тормашками. Всегда твой путь сторожит плохое, а хорошее как бы заходит невзначай. Юные романтические мечты. Я рос, я много чего видел впереди, я думал, я мечтал, но мечты так и остались бесплодными, несозревшими. Посмотришь вокруг: были друзья, были товарищи. А теперь ничего. Друзей нет. Получил весть: Степанову оторвало ногу. Какое это к черту житье? Это уже житьишко. Моя жизнь сейчас как в тумане. Может быть, кому-нибудь придется читать мой дневник помимо моей воли и, может быть, он скажет: «Эээ, сопливый мальчишка! Зря бумагу и чернила портил». Да, пусть я буду кем угодно, но у меня есть жизнь, собственная жизнь, и я над ней могу рассуждать, как мне угодно. Потому что единственное неприкосновенное – это твоя жизнь.
13 ноября.
День обычный, будничный, ничего в жизнь не внес хорошего, радующего. Хорошо быть пьяным. Ничего абсолютно не беспокоит. Что будет, то будет, думаешь ну и ладно. Черт с ними со всеми. Живы будем, не умрем.
15 ноября.
Полмесяца ноября. Скоро наступит суровая зима. Сейчас живу в деревне, в самой обычной деревне. Эх, жизнь, хороша и плоха ты в одно и то же время.
19 ноября
Вчера видел северное сияние, которое длилось примерно минут 10-15. Замечательное зрелище. Как будто кто-то из-за земли высунул и распустил веер бело-голубых лучей. Долго полыхало это необычайное зарево, потом яростно захлопали зенитки, и зарево начало тускнеть, быстро укрылось тучами. Ночи беспокойные. Вот и сейчас: только успел написать слово «беспокойные», как сообщили, что на радиомашину совершено нападение. Какое? Черт его знает, но все же дело военное, может многое что совершиться.
21 ноября
Вчера и сегодня все время движутся войска к фронту. Вся линия фронта грохочет артиллерийской канонадой. Артиллерия разных калибров с обеих сторон хлопает беспрестанно, земля ходит ходуном. Домики близлежащих деревень подпрыгивают, как игрушечные. Артиллерия работает вовсю. Между прочим, положение под Ленинградом создалось критическое. Ленинград буквально отрезан от внешнего мира. Есть один выход: через Ладожское озеро. Но сухопутные пути все обрезаны. Наверное, будет организована операция по прорыву фронта. Очень ответственная роль будет возложена на морскую пехоту. Операция должна быть грандиозной. Безусловно, мы потеряем очень много людей, но иного выхода нет. Ленинград на пороге абсолютно голодных дней. Женщины ходят почти что за подаянием. Павшие лошади в несколько минут растаскиваются по кускам. Хлеба дают по 150 граммов, сахару по 50 граммов на 10 дней. Картофеля и прочего довольствия нет, не выдают. Нам, военным, дают по 500 граммов хлеба, водки лишили. Люди отощали. Среди приписников (т.е. запаса) много разных людей, война для которых, естественно, в несколько раз тяжелее, чем для молодежи срочной службы. Годы за плечами, семья, дом, оставленные где-то – все лежит тяжелым кладом на спине пожилых солдат. Да, война, война…
24 ноября
Люди голодают. За кусок дохлой конины человек готов отдать все, что у него есть, потому что он голоден, ему ничто не дорого, кроме куска пищи. И наряду с этим я вчера наблюдал разговор двух, я бы просто назвал б…, услуживающих (конечно, кому положено). Они разговаривали о сервисе. Одна заявляет: «Видите ли, вопрос упирается в такую задачу – о подаче на стол. Важно для меня не то, как подать, а вот именно, в чем подать». Какой бардак. Они взволнованы тем, что чай подают в разноцветных блюдечках. Эх, сволочи! Кровь кипит. Шкурники и кровососы с чужой шеи. За вас ли, сволочей, нам кровь проливать, вас - то много, только корми, а вы, паразиты, всегда найдетесь. Жизнь мне каждый день показывает все новые и новые картины, и я понемногу начинаю осмысливать их. Но ничего не поделаешь. Голос в бушующем море никто не услышит.
26 ноября
Мягкая сырая погода. Ветер, пронизывающий до костей. Туманность. Холодно. Стоим в деревеньке (финской). Скука и никчемность.
27 ноября
Все чаще и настойчивее ходят слухи об улучшающемся положении нашей армии, вообще нашего фронта. В ближайшее время должен быть определенный перелом на фронтах. Ранняя зима, видимо, будет сопутствовать нашему успеху. Пока зима стоит средняя, т.е. сносная. Морозы изредка доходят до 10 градусов. Скорее бы улучшилось. Ленинград накануне абсолютно голодных дней.
17 декабря
Мы на пороге 1942 года. Через несколько дней новый год. Новый год – новая жизнь. С каждым днем мы приближаемся к новому будущему. Все спешим куда-то, а куда - неизвестно. Все время человек торопится жить, как будто у него впереди тысячелетия, и он боится, что не успеет прожить положенного срока. Чепуха. Живи спокойно и знай, что смерть придет, и ты умрешь. Спешить надо только к лучшему, а не ко времени. Время у тебя слугой непостоянным... Когда-нибудь оно тебя оставит навсегда.
Чудное дело – жизнь! Живешь, и тебе кажется все обыкновенным, серым, будничным, радость и горе тебя волнуют, и ты считаешь, что это так должно быть, что так устроено, что так будет всегда. Проживешь, посмотришь на прожитое, и оно тебе кажется милым, дорогим, приятным сном. Как хорошо. С грустью вспоминаешь прожитые дни, и еще грустнее становится при мысли, что эти дни больше никогда не вернутся к тебе.
Чудное дело - жизнь. Посмотришь, как она буднична, как она проста, ничего в ней нет богатого. Это поверхностно. Но когда глубокомысленно подумаешь, то тебя осеняет мысль, что нет, жизнь – великое дело. Читаешь хорошую книгу о простых вещах….
19 декабря
Что-то невероятно скучно, грустно и душу нечем встряхнуть. Право, противно многое что. Тяготит меня обстановка, был бы я сейчас под пулями, куда бы было веселее. Нужно искать свою среду, а то похож на попугая среди ворон. Ну ничего, будут новые дни, принесут новое, и возможно, что-нибудь хорошее. Быть не может, будут когда-нибудь у меня солнечные дни, придут, обогреют, осветят. Эх, дожить бы, вот хорошо…
23 декабря
Какие сегодня известия, пока ничего не знаю, но, вероятно, как и вчера положение: наши части на всех участках фронтов продвигаются вперед. Говорят, что за один вчерашний день нашими войсками занято около 700 населенных пунктов. Нужно будет посмотреть официальное сообщение. Хуже всего обстоят дела на Ленинградском участке фронта. Здесь немец заблокировал город не на шутку, и, видимо, войскам Ленинградского фронта не хватает ресурсов, чтобы самостоятельно нанести урон, вернее говоря, решительный удар по немцам на Ленинградском фронте. Вопросы продовольствия, горючего и боеприпасов находятся в слишком затруднительном положении, доставка производится по дороге на льду Ладожского озера, которую немец очень часто бомбит, стараясь даже незначительные поступления продовольствия, горючего и др. приостановить. Но, разумеется, совсем в ближайшее время немецкая армия будет растрепана значительно и под Ленинградом. С приближением войск Мерецкова – генерала армии - постепенно положение значительно улучшается. Ленинград в таких условиях еще много не просуществует. Город находится в ужасающем положении. Трудовой человек получает 250 г, иждивенец – 125 г хлеба. Это ничтожно, плюс обстрел, бомбежка, но блеснет луч солнца.
31 декабря
Через несколько часов кончится 1941 год, наступит новый 1942 год. Весьма нерадостно встречаю Новый год. Не желаю еще встречать новый год (если буду жив) так, как встречаю нынче.
------------------------------------------------------------------------------------------------------

Думаю, что уместно в эти праздничные дни сказать и о своей маме. Ольге Александровне Ермолаевой в девичестве Волеговой. Она родилась на Урале. В августе1942 года по комсомольскому набору была мобилизована во флот. Как и отец окончила школу связи в Кронштадте. Служила в штабе Краснознаменного Балтийского флота (шифровальная работа). После войны вышла замуж за отца. Вместе они были демобилизованы 12 июля 1946 года.
Мама и отец имеют боевые награды, среди которых – медаль «За оборону Ленинграда».
Полагаю, не каждый знает, что эта медаль считается первой наградой за оборону советских городов. Она была учреждена 22 декабря 1942 года. Самое удивительное заключается в том, что первая партия медалей была изготовлена в осажденном Ленинграде. В январе 1943 года монетный двор получил заказ, а уже в апреле первые тысячи медалей были вручены на передовой защитникам города.

Валерия Ермолаева

Фоторепортаж